Ни гнева, ни чумы, ни атомных
конвульсий под конец времён.
Ни светопреставленья адова
в кинотеатре «Вавилон».

Ни астероидов горелых,
ни каракатиц-живоглотов
из неопознанных тарелок,
ни одичания до готов.

Ни прочих ужасов с рекордами
по части съёмок или денег, —
а только клавиши, которыми
варьируется наслажденье.

Нажать одну — меня ласкают
и славят гурии в раю.
Рыдает и гремит Ла Скала,
дослушав арию мою.

Теперь я — царь всея земли,
то милую, то шлю на корм червям.
Народы ползают в пыли
и дружно молятся на кормчего.

Вот воскрешаю чудеса,
вот по воде Генисарета
иду, забыв уже, где сам,
а где иллюзия надета.

Скрестить архангела и зверя,
а с тем не мучиться и родами,
ведь невозможно не поверить
приставке с биоэлектродами.

Живут в искусственной крови
услужливые лейкоциты.
Экстаз утроить норовит
гипоталамус перешитый.

Не остаётся ни души
меж небоскрёбов или кладбищ.
Последний человек спешит
коснуться всемогущих клавиш.

Вон он шевелит остывающей
Мафусаиловой рукой
и Валтасаром со товарищи
бокал наполнил золотой.

Сам пьёт, и сам себе диктует
послание по-арамейски.
И строй веков идёт, вчистую
стирая надписи на фреске.

И на земле, освобождённой
от эгоизма гоминид,
рисует новую Мадонну
ещё непостижимый вид.