Отзывы

«Евгений Коновалов обладает редким по нынешним временам и совершенно отдельным поэтическим голосом. Словесность, литература, поэзия неизбежно впитывают в себя дух времени — всё более беглого, циничного, эпатажного, ставящего потребительский формат превыше сущности и содержания. Сохранить в этом мейнстриме верность собственной человеческой глубине, наверное, очень непросто. Но, оказывается, возможно. Более того, оказывается, что иногда иного выбора, в сущности, нет, потому как:

…Мелочь, мелочь — и мелочи этой
доверяться играя. Не то —
сумасбродная вера поэтов
обернётся святой глухотой.

Вот и доверяется поэт этим необъятным «мелочам», непостижимым подробностям бытия и, простите за тавтологию по Михаилу Бахтину, частностям внутреннего сопереживания жизни. Оттого и каждое стихотворение автора — это своего рода улика случившегося духовного происшествия, значимый экзистенциальный опыт.

Читатель, погруженный в реалии современного литературного процесса, в его бурлящую громогласную пену, может легко лишиться и точки опоры, и ценностной системы координат. Но какими бы ни были гримасы текущей литературной конъюнктуры, культивирующей разного рода рифмованные упражнения в бессмысленном нагромождении диковинных звуков, салютующей всяческой пошлости, зачастую приправленной ненормативной лексикой, есть и другая поэзия. И есть поэты, которые всё ещё ощущают слово, как путь, как мировосприятие, как взыскание. Евгений Коновалов как раз из таких редких и удивительно даровитых поэтов».

Олег Горшков, поэт,
«Русское поле» (Молдова), 2012, №1(5).

 

«В сегодняшнем облике русской поэзии очень заметны пробы какой-то «новой внятности» и большой формы. Вот и стихи Евгения Коновалова находятся сейчас на полпути от лирики к эпике; вперед не торопятся, но и заворачивать назад не собираются. Это письмо «поверх стилей», но их остаточные признаки заметны, чуть проявлены, как в палимпсесте. Этих признаков достаточно, чтобы вести междоусобную стилевую игру, толково сводя и по-умному стравливая разные поэтики и жанры.

Авторская индивидуальность проявляется здесь как особенность личного почерка: твердый нажим пера; неприязнь к неопределенности; желание подчеркнуть мысль и довести ее до конца. (А еще — внимание к деталям.)

Из всего этого можно заключить, что Евгений Коновалов — автор скорее сознательный, чем стихийный. Но он сознателен настолько, что понимает поэзию как вольную стихию, которой не стоит навязывать свои условия и свою программу».

Михаил Айзенберг, поэт, эссеист, литературный критик,
антология «Новые имена в поэзии» (М.: Фонд СЭИП, 2011).

 

«Стихи … Евгения Коновалова — о неразрешимости и, в то же время, естественности конфликта между смыслом и бессмысленностью бытия. Этот конфликт можно лишь временно отложить (так и не разрешив), чтобы петь — «младенца, лайку, смерть». Поэт стремится слегка расшатать — форму, ритм, само бытие, — но не в поиске непривычного, дерзкого звучания, а собственно из-за отсутствия страха показаться немного неровным, шероховатым; главное — не оказаться фальшивым. И такая решимость не может не импонировать».

Марина Гарбер, поэт, литературный критик,
«Эмигрантская лира» (Бельгия), 2017, №17(1).

 

«Стихи Евгения Коновалова запоминаются неожиданными сочетаниями: логики и эмоционального захлеба, ровной описательности и проблесковой образности, точных антигламурных зарисовок и ощущения счастья, живущего в таком антураже:

Дискотека на волжском причале,
и галоп разноцветных зарниц
ярче Веги. На фоне “Тату”
блекнут звезды помельче, и шепот
о любви переходит в смешок под
икоту и тошноту.

Это — жизнь. Принимай или нет
соблазнительно-сумрачный свет,
но прижмись ко мне. Столь же нелепо —
времена не меняются тут —
и Франческа с Паоло живут
под таким же неоновым небом».

Анна Кузнецова, поэт, прозаик, литературный критик
из рецензии на книгу «Стихотворения и поэмы» («Знамя», 2012, №5).

 

«Серьёзный поэт с разговорной интонацией, однако не без экзистенциальной глубины, наблюдательный и напряженно размышляющий».

Бахыт Кенжеев, поэт,
«Эмигрантская лира» (Бельгия), 2017, №17(1).

 

«Пожалуй, удачнее многих сочетает зоркую наблюдательность с острыми переживаниями Евгений Коновалов. Он пытается передать душевную пульсацию не посредством вздохов и причитаний, не истерической возгонкой, а сгущением образа, извлечённого из жизненного опыта. В его стихах есть подчас неожиданное богатство смыслов, далековатых ассоциаций, есть свидетельства о культурном багаже опытного путешественника не только вдоль рифм, но и по эпохам и мирам человечества.

В стихах Коновалова … есть та предметность, та конкретика времени и места, которой недостает многим его ровесникам:

Так лайка кувыркается в снегу
октябрьском, свежевыпавшем, недолгом!
…Опомниться от жизни не могу,
слюбиться с ней, стерпеться втихомолку…
Заплёванный автобус. Карапуз
кричит взахлёб — бамбошка набок слезла,
и шею колет шарф. Не плачь, не трусь
ни пьяных дембелей перед подъездом,
ни двух старух у мутного окна,
так увлечённо хающих Чубайса.
Ты на руках у матери, она
баюкает тебя — так улыбайся
сквозь морок там, где остаётся петь
младенца, лайку, смерть».

Евгений Ермолин, литературный критик,
«Поэты нового века. Заметки о молодом поэтическом пространстве Ярославского края» («Мера», 2012, №4).

 

«Евгений Коновалов был и остаётся для меня одним из самых значимых авторов не только своего поколения, но и, если так можно выразиться, нашего поэтического времени. Его поэтический язык отличает, с одной стороны, внятность высказывания, глубокое понимание, чувствование и следование некой творческой идее, внутренней логике смыслов, раскрывающих такую идею, а, с другой стороны, отсутствие какого бы то ни было упрощения или, тем более, ёрничества. Евгений Коновалов разговаривает со своим читателем на действительно значимые, сущностные темы. Как для самого автора, так и для любого человека. И разговор этот всегда доверительный, напряжённый, бескомпромиссный, ухватывающий суть явления и события во всей его нестерпимо прекрасной и трагической полноте, во всех его противоречиях, несмотря на несокрушимую, незыблемую глухоту человеческого улья. И в этом смысле, стихи Коновалова, как мне представляется, очень близки некой изначальной и опять же сущностной миссии искусства, литературы, поэзии».

Олег Горшков, поэт,
«Эмигрантская лира» (Бельгия), 2017, №20(4).