Л. С.

Пыльца касаний, маков цвет грехов
да комплиментов россыпь — весь улов.
Кипенье приворотного отвара
   и пляска рыб.
Дремучего желания изгиб
   высокопарный.

Пристрастен вкус, но есть ли что-то вне
простынных путешествий при луне
и робкого, необжитого счастья?
   Вольготна сеть.
Но дело рыбака в другом: успеть,
   хотя б отчасти,

наполнить человеческую ночь
иной водой — да будет так! Помочь
одушевить взахлёб и наудачу
   всё то, что нам
отпущено до имени и там,
   в зрачке, маячит.

Чуть брезжит ненадёжный путь, верней,
смирение для губ. Не лицедей,
не циник словеса те произносит,
   но лишь чудак,
которому мир узок, а чердак
   снимает осень.

Слепая откровенность — через край.
Как просто молвить: «Втуне пострадай».
По зеркалу зрачка идёт парадом
   снег ноября.
И на постель тень самого себя
   ложится рядом.

Наличной правотой не пренебречь,
и сеется копеечная речь
любви — сквозь ночь и нас, а на востоке
   уже светло,
и день глядит в озябшее стекло,
   тысячеокий.