* * *

Из коньячного дыма уходя поутру,
в снежный ветер лицо окуная, —
так и спрыгнуть с ума, прямо за отбивающимся от рук
чугунным хвостом трамвая.

Он мигает спросонья, а всё везёт,
полупьяный ямщик, — искры сыпятся под вожжами
на того, кто готов никотин принять за азот
и ноги над рельсами поджимает.

Синева обжита ослепительным февралём,
ледяными горками крыш, галочьим воплем;
но вчерашний мир вписан в этот же окоём,
столь же фантастичен, как и отчётлив.

Это — чёрный от тоски капитан,
это — радиограмма лестничного пролёта в космос,
это — под потолком дымом тает нажитый капитал
в кают-компании одиноких матросов.

Трамвай ли, корвет режет пространство там,
где последняя ночь, как любовница, своенравна,
где мешается исповедальный гам
с налитой в окна белёсой ранью.

А у нас под рукой только время, вот и рискни
юность отрыдать и пришпорить: жаль — ну её,
долгую — взмах изумлённых ресниц,
и как пуля — шальную.