Он засыпает рядом с исполином
гранитным, в одиночестве
оставленный природой голубиной,
но спать не хочется.

Но маятник пудовой головы —
то вверх, то набок. Тяжелеет веко,
и дела нет пернатому, увы,
до неба, ни до человека.

К мечте о всемогуществе костыль тому
в насмешку или благодать —
земному пасынку бессильному
дар сопереживать.

Уловленный смертельными когтями
на площади в глухом столпотворении,
живи — в воздушной памяти хотя бы,
в стихотворении.