Роспись кувшина

Так — мальчик голубиной шеей заворожён,
так — атлеты бегут по стадиону амфоры,
так — на аэродром садится алюминиевый дракон
развёрнутой во времени и пространстве метафорой.

Инструмент ли ты языка,
копьё ли, брошенное одиночеством
из фамильного склепа
к неизвестной цели? — Примериваться, пока
немая безлюдная ночь черства
горбушкой чёрного хлеба.

Только зрелищ! Запоминать, как просвечивает наряд
осеннего клёна — обряд похоронный, — мурашки по веткам,
как тени от слов на листах дрожат
под мистическим ветром.

Вот она наступает по всем фронтам,
в руках у неё города и эпохи
дышат любовью, гневом, алыми
сполохами битв, — а писаки нам
плачутся, как дела её плохи.

Поэзия не следит за журналами.

Ей важней, что липовый отряд
в белых гетрах на запах бежит к сирени;
что бродячие псы исподлобья на прохожих глядят
с мученическим смиреньем;
что однажды шагнул — и нет пути назад
по канату сплетённых стихотворений.

Воздух обнял — и шею готов сломать,
истребитель заходит на цель, от восторга
с ужасом дурея, — а всё не стать
молодеющим ангелом Сведенборга.

Время расправляет пергамент
и нахваливает с кондачка
зазывалой-фокусником — на устах елей, —
обманывая старцев полигамной
славой, давая прикурить новичкам.

Поэзия не помнит своих создателей.

Всех делов — подымать себя за
клок волос — фотосинтез по выдаче
в две горсти, — чтобы солнечная фреза
контур тёмного смысла могла выточить.

На распродаже подержанных факелов получать
удостоверение в испытанной благодати;
или знать, как посмеивается сквозь печаль
разговорчивый демон Сократа;
или обернуться сосной в лучах
собственного заката.

Ночью топорщатся иглы на голове,
утром хлебнул росы и забываешь, кто ты, —
не пророк, но уверовавший в себя человек
обживает родные пустоты
молчания да ереси.

Поэзия не прописана в мире сем.

Всё гостит друг у друга. Ради Бога,
обойдёмся без бога — строк, полей,
примечаний. В такой дыре
мудрено отыскать к нему дорогу,
одной ногой в античном акрополе,
другой — в буддийском монастыре.

Переполняет чернильная вода
кувшин из белого дерева,
раз никогда —
разбей его.