Танец Саломеи

Огня на добрый пир недоставало
и музыки — для той, что и сама
сгорала спичкой в танце; и сердца
вокруг неё всё ярче распалялись
от водки или похоти. Она
то покоряется теченью ритма,
ломая руки, то, подняв глаза,
и без короны смотрит королевой
на крепкий пот икающих мужей,
на жесты их звериные, на рты
раззявленные. Вновь им отдаётся,
и вновь дрожат ресницы от стыда.
Кто только научил её такому
в пятнадцать лет? Последнее паденье
к ногам державным. Музыка, молчать.

Что началось тут! — Браво! — Невозможно! —
Божественно! — Невиданный талант! —
А кто-то крикнул: гений! Загалдели
продюсеры и смотрят на царя.

Отёрся тот салфеткой, после молвил:
«Девица, ублажила ты меня
таким искусством дивным, Дело за наградой.
Проси, что хочешь. Нынче же исполню
желание твоё».
        Она дрожала
от первого успеха и каприза,
которого пока что даже толком
обдумать не успела. Юность, юность,
чего тебе ещё недостаёт?
И крошечная ревность шевельнулась
внутри и захотела испытать,
насколько красота её всесильна,
и топнула по-детски каблуком.
— «Хочу, владыка, голову смутьяна,
безбожника, известного всем вам,
любимого народом Иоанна!»

Вот голос отзвенел — и тишина;
и в подлой тишине пронесся шёпот
(а может, показалось): «Он же царь,
а нашему царю подвластно всё».
В глазах не слишком пьяных мысль метнулась.
Поток пришёл в движение. Как трудно
принять бой тут, у пиршественных чаш,
и вспять шагнуть! Он медлит.
              «Неужели
боится он народа? Неужели
он ослабел, и впору…»
          — «Хорошо,
красавица. Я — царь, я обещал.
Исполнится желание твоё.
Теперь ступай».
        В открытое окно
повеяло грозой — и злом, что скоро
произойдёт по милости людей,
не хуже нас.