Провинциальный век. Часы
спят среди изразцов.
Город купеческий не частит
и всматривается в лицо.
В лицо человека, в лицо перемен.
Сплетни на лобной площади. Смета
дней и событий. Жандармский ремень
у колоннады университета.
Многоголовое, тысячеглазое
чудо рокочущей аудитории
хвалится попойкой и классовой
ненавистью к предмету истории.
Клоун? герой? тиран? укротитель
гидры, готовой послушать и съесть?
— Игры карточные прекратили…
Позвольте представить… Можете сесть.
— Здравствуйте. Мы начинаем урок,
но лучше сказать: не урок, но античный рок
нас ведёт и учит. Не мы ему, он нам трогать
велит – и на руинах империи расцветает осот.
Чему всё это нас учит, куда ведёт
и где дремлет смысл исторического урока?
— Поглядикось, какой молоденькой…
— Да, и шрам через пол-лба…
— Не женат ли? На щёчке родинка…
— Взяли на охоту, одна пальба…
— …или не проснётся? Миллионы воль
просто сложатся в равнодействующую вдоль
того, куда постфактум перо нацелят
запевалы летописи? Среди князей и зевак
что-то в нас направляет её. Дорожный знак
от пещеры и рёва — к аэроплану и оркестровой трели.
— Господа учащиеся, тихо!..
— Ладно пляшет, языково…
— Интересно б выяснить, чьих он…
— Правильнее сказать: за кого…
— …а если — дорога, не худо бы допустить
причину шагов, падений, бега ли во всю прыть
по лестнице цивилизации. Что за пружина
в недрах нашего движителя? Эгоизм? деловой отбор?
жажда комфорта? власти? Издревле и до сих пор
падают стены, но это — несокрушимо.
— Широко хватает, да где там…
— За стекло уцепился лист…
— Проповедует пусть кадетам…
— Тоже, взялся, социалист…
— …или тоже тленно? Если в глуши сердец
тайный язык умолкнет когда-нибудь, наконец, —
тем более нужно понять его цель. Пружина сжата,
но распрямиться по-разному вольна.
Что, если не народы станут рабами истории, но она —
нашим слугой, созданием и вожатым?
— Браво, для первого раза изрядно…
— Воспитанием мы добьёмся всего…
— Останется без работы урядник…
— А за городом двинется и село…
— Там, где процветают знания, рвутся
цепи и ослабляется власть…
— …сатаны, если верить Лютеру. В руце
Божьей будущее, не украсть…
— Цивилизованные условия
жизни для большинства людей,
вот и вся цель. Нам ли быть голословными,
истории не до наших затей.
— Семья да полушка. Нет, не наводится
на исторический наш плетень
лишняя тень. Поглядите народец-то
в праздничный али субботний день.
Речи приправлены колокольными
спорами, диспутами извозчиков.
— От повытчика вышли голыми…
— Растолкуй, а только попроще-ка…
Мир бескрайний. Судьба казённая.
Стыд от собственного мнения.
Вдоль дороги столбы с казнёнными
без присяжных и отпущения.
— Православие суть преемственность…
— Зашибу портфель, ай не ровен час…
— Эй, сюртук, шевели-ка земствами!..
— Стал бомбистом, а был поповичем…
Старичьё обживает лавочку.
Между лип ребятишки лыбятся.
— Губернатора-то в отставочку…
— Именным указом, столыпинским…
————————————————————————-
— Недавние беспорядки сами по себе указывают на те
изменения, которые требуются во всей быстроте.
Закон о выходе из общины — к осеннему
заседанию новой Думы. Крикуны обессилят.
Им нужны великие потрясения,
нам — великая Россия!
— Обобрал дворян, а чьё печево?..
— Сколько ртов по лавкам, не сосчитать…
— Хороши врачи, сказать нечего…
— Безземелье, холопство да нищета…
— Главное наше дело — подвинуть мужицкий быт.
Если собственник будет одет и сыт,
и на своём носу крепко урок зарубит,
вот тогда и полная воля. Тогда уж не перепьются ей,
а иначе, право, что румянец на трупе
все права и самая конституция.
— Что он лепит, вторую Америку?..
— Землю тасовать — не колоду карт…
— Не крестьяне, а фермеры! Very good…
— Вот нашёлся, новый Буонапарт…
— Простая статистика. Ежели тут нам она не врёт,
прирост населения — по два миллиона в год.
Земля истощается. Бездельем и бунтами
бродит такая закваска. Сама география за Уралом
подготовила почву, где стали бы путными
и беспутные, гуляя с оралом.
— Вся деревня снялась вагонами…
— Сымут всё, и гольём гуляй…
— Без исправников, по исконному…
— Бомбу кинуть — и к богу в рай…
— Пусть похоронят там, где убьют. Одно бы: успеть
фундамент закона выстроить и подклеть
права соорудить посередь векового дреколья.
Всего и нужно (а взять-то где ж его?)
бедной России лет двадцать покоя
внутреннего и внешнего.
— Не земля — страна Беловодия…
— И не застит Боженьку мга…
— Ни засухи, ни мелкоплодия…
— Ох, дорога туда долга…
Что за страна под ногами! Сколько же
доброй породы — взяли б да подняли,
а надёжа — на голубые околыши
да на волю Господнюю.
Птица-тройка по горло в болоте,
лошадёнки чуть живы,
что-то сделает кучер залётный
в государственной жиже?
Хлещут вожжи, спадает шлея,
но подпруга туга,
но гружёна телега, но зла колея,
где слеза да туга.
Постромки шатаются и рвутся связи
живого с живым. Ямщик не чает сам,
куда нынче править. В леса? В небеса?
То ли хомут выворачивается из грязи,
то ли с будущим повстречаются
одне забытые словеса.