Глава 17. Пророк и Бог

Шампанское — в кофейниках, а в чайниках — коньяк.
Сухой закон — для фронта, ну а господам — пустяк.

Извольте распоясаться… шабли? мартель? крюшон?
ни в чём вам не откажет Кюба или Донон.

Закусочки отменные… вот дупеля, угри…
вот раки по-бордоски ждут, и льётся Поммери…

Гуляют по-столичному! Икают, развалясь,
промышленник с девицами, а вон — великий князь.

Закупок государевых — винтовок да сукна —
под тысячу процентов! Малина — не война.

Подай-ка земляники нам! Ты, братец, не оглох?
Ногами пошевеливай и подбери-ка блох!

Бутылочку Курвуазье? с котлетками даньон?
ни в чём вам не откажет Кюба или Донон.

———————————————————

бесу бесу кажем шиш
а пока что ешь сам
эх да не погрешишь
эх да не покаешься

то по богу не по-моему
те доют а не даёшься
эх да не помолишься
эх да не спасёшься

в бане-банечке попариться
матушкам со старцем

барынек люблю хвата
за скоромные места

как нам повелел господь
усмиряю этим плоть

пей из моего колодца
помолясь и не спеша
через тело познаётся
всякая душа

быть со мною в полной власти
исцелитеся от страсти

ты не вороти лица
освящаю телеса

не сверяйся по рублю
всех люблю и тя люблю

Чёрный волос прячет оспины,
по ноздрям течёт слеза,
вспыхивают фосфором
серо-зелёные глаза.

— Пляшет! Сибирское безрассудство…
— Сейчас на карачках пойдёт в галоп…
— Нет Распутина, есть распутство…
— У многих по пуле скучает лоб…

— В то время как фронт разваливается, мы…
— Хоронят в закрытых гробах, кусками…
— Пушкинский пир во время чумы…
— Да как только Бог это попускает?..

— Религия — расчёсанная короста
пещерного мира. Наука уже
всё доказала…
      — Бог недоказуем. Просто
он кутит на втором этаже…

———————————————————

Не об общем Боге бы, а о том,
есть ли свой — или нет никакого смысла
в катакомбах Вселенной? Вопрос ребром,
и на липочке опыта всё повисло.

Глухота — или норма? Всевышний страх —
или бредни творческого начала?
Свет вечерний, невидимый во слепцах, —
или зверство тьмой пребывать устало?

Аскарида и вошь — с родством таким
легко ли заходит в нейронное логово
пахучий до боли инстинкт? или всё-таки
обольстительный призрак телеологии?

Молью траченый детерминист Лаплас,
и частицы-то распадаются, только брось их
на сукно мироздания, чего говорить о нас.
Или естество — не играет в кости?

Только это и делает, забрасывая их туда,
где концов не найти, но тьма последствий —
в микромир, галактические города,
пары хромосом, глупое сердце.

Принцип неопределённости — не мудрей,
чем потёмки выбора — чушь или яд нести
там, где молекулярное чудо едва ли ждёт у дверей,
но прячется Бог за ширмой невероятности.

Невероятна — устойчивость атомов,
невероятно — усердие жизни,
невероятно, как все преграды мы
преодолели амёбой и слизнем.

В толще простейшего мира стало бы
всё отпечатком на жилах кварца,
но что-то потворствует небывалому
время от времени сбываться.

От сытости подвигами двуликими
бунтующей плоти дорогой полночной
к дерзанию нищего духа — религии —
силами нескольких одиночек.

———————————————————

— Всех вас, мечтателей, да на фронт,
в мясорубку полков и рот!
Сразу бы получился афронт.
Беззубая мигом прикрыла бы рот.

Скажем, выстрелил наугад я в душонку
австрийскую. Промах — или в живот?
Сплошная случайность. А он? Уж он-то
воображает тут высший ход!

Или Бог к негодяю пулю направит?
Накормит его землёю дотла? —

— Кто-то стреляет. Вся мощь творения не вправе
прямо вмешаться, Петя, в наши дела.

— Да зачем нам сдалась-то свобода воли,
разве хлебом окопным её заесть?

— Все мы что-то готовим… Не оттого ли
на себя оставлены и поднесь…

— Благоутробный Евгений! От века
цели нет, а если была — мертва.

— Война вся как есть на поверхности человека,
и не в ней искать Божества.

Далее     Назад     К оглавлению